Величайшая награда для всякой умственной работы есть серьезная критика
Анатолий Федорович Кони (1844 — 1927) — российский государственный и общественный деятель, юрист и литератор. Он руководил расследованиями целого ряда громких уголовных дел, среди которых дела о крушении императорского поезда и гибели парохода «Владимир», был автором таких произведений, как «Отцы и дети судебной реформы», «Судебные речи» и «На жизненном пути». Среди современников Кони прославился как выдающийся оратор.
Мы собрали самые яркие цитаты из его речей:
Слово — одно из величайших орудий человека. Бессильное само по себе — оно становится могучим и неотразимым, сказанное умело, искренне и вовремя.
Величайшая награда для всякой умственной работы есть серьезная критика.
Но вот затем наступает суровая жизнь со своими беспощадными требованиями и условиями, и старая родительская забота, сменяющаяся обыкновенно страдальческим недоумением, уступает место личной борьбе за существование в ее различных видах. Тут-то и сказывается отсутствие характера — борьба для многих оказывается непосильной, и на горизонте их существования вырастает призрак самоубийства с его мрачною для слабых душ привлекательностью.
Милосердие же, побуждавшее присяжных оправдывать подсудимого, когда, несомненно, содеянное им преступление вызвано острой нуждой или бесчеловечностью потерпевшего, — являлось более высоким благом, нежели механическое следование букве закона.
Предоставление полной свободы судьям не может вообще привести к желательным результатам.
. Уже сказано, какое вредное влияние на молодую и впечатлительную или страдающую душу имеют беллетристика и драматургия, упражняющиеся в описании и логическом или психологическом оправдании самоубийств.
Техника развивается — этика не только стоит на месте, но часто «спадает ветхой чешуей» и уступает место зоологическим инстинктам; сознаваемая и гнетущая человека имморальность его поступков уступает место самодовлеющей аморальности.
Оборотной стороной лакейства является, как известно, жестокость к бессильным, униженным, бесправным.
Историческое развитие культуры возможно потому, и только потому, что находятся личности, способные воспринять духовное богатство прошлого, приумножить его собственными достижениями и передать дальше по эстафете поколений.
. Деятели судебного состязания не должны забывать, что суд, в известном отношении, есть школа для народа, из которой, помимо уважения к закону, должны выноситься уроки служения правде и уважения к человеческому достоинству.
К особенностям самоубийств надо отнести их коллективность, их заразительность, а также повторяемость.
Университет — эта alma mater своих питомцев — должен напитать их здоровым, чистым и укрепляющим молоком общих руководящих начал. В практической жизни, среди злободневных вопросов техники и практики, об этих началах придется им услышать уже редко. Отыскивать их и раздумывать о них в лихорадочной суете деловой жизни уже поздно.
Современный цивилизованный человек старается как можно чаще оставаться наедине с самим собою и, несмотря на то, что болезненно ищет развлечений в обществе других людей, постепенно становится по отношению к людям мизантропом, а по отношению к жизни — пессимистом.
Никто не может требовать от человека отчета в его чувствах, и суд менее чем кто-либо другой имеет прав, средств и желаний требовать такого отчета.
Вчерашний день ничего не говорит забывчивому, одностороннему и ленивому мышлению, а день грядущий представляется лишь как повторение мелких и личных житейских приспособлений.
Главная > Реферат >Культура и искусство
Тема: «А.Ф. Кони как судебный оратор».
Предмет: «Ораторское искусство».
Выполнил студент 2 курса 521 гр. Тищенко Владимир.
«Только в творчестве и есть радость — все остальное прах и суета»
«Быть слугою, а не лакеем правосудия»
Форма речей Кони всегда проста и чужда риторических украшений. Его слово оправдывает верность изречения Паскаля, что истинное красноречие смеется над красноречием как искусством, развивающимся по правилам риторики. В его речах нет фраз, которым Гораций дал характерное название «губных». Он не следует приемам древних ораторов, стремившихся влиять на судью посредством лести, запугивания и вообще возбуждения страстей — и тем не менее он в редкой степени обладает способностью, отличавшей лучших представителей античного красноречия: он умеет в своем слове увеличивать объем вещей, не извращая отношения между ними и действительностью. «Восстановление извращенной уголовной перспективы» составляло предмет его постоянных забот. Отношение его к подсудимым и вообще к участвующим в процессе лицам было истинно гуманное. Злоба и ожесточение, часто возбуждаемые долгим оперированием над патологическими явлениями душевной жизни, ему чужды. Умеренность его была, однако, далека от слабости и не исключала суровой оценки лиц и действий. Свойственное ему чувство меры объясняется тем, что в нем, по справедливому замечанию К.К. Арсеньева , дар психологического анализа соединен с темпераментом художника. В общем можно сказать, что Кони не столько увлекал, сколько убеждал своей речью, изобиловавшей образами, сравнениями, обобщениями и меткими замечаниями, придававшими ей жизнь и красоту.
Начало работы А.Ф. Кони пришлось на время введения в жизнь новых Судебных Уставов 1864 года, несомненно являвших собой одно из величайших достижений русской юридической мысли, остающихся и поныне образцом обеспечения состязательности судебного процесса и обеспечения деятельности присяжных заседателей. Задачи, стоявшие перед судебной системой того времени как нельзя более соответствуют требованиям нашего времени в связи с восстановлением реальной состязательности суда.
А.Ф. Кони всегда был проповедником нравственности в судебном процессе, до сих пор для нас актуальны его слова о требованиях к личным качествам судебного деятеля: «Забвение про живого человека, про брата во Христе, про товарища в общем мировом существовании, способного на чувство страдания, вменяет в ничто и ум, и талант, и внешнюю, предполагаемую полезность его работы!». Анатолий Федорович и сам последовательно показывал личный пример бесстрастности, неподкупности и принципиальности.
Всю жизнь А.Ф. Кони отличала высокая внутренняя культура, унаследованная от родителей и их окружения. Он был очень начитанным человеком, прекрасным, интересным писателем, собеседником, другом многих великих людей своего времени. Он умудрялся ладить даже с теми людьми, с которыми все были в ссоре.
Об А.Ф. Кони можно сказать, что это был человек поистине «сделавший себя сам», не пользовавшийся какими-либо связями или протекциями во власти, человек с независимыми суждениями, с твердыми моральными устоями. Все, чего добился Анатолий Федорович, было достигнуто его личным трудом, незаурядным талантом оратора, умом и высокой нравственностью. Он по праву может быть назван основателем новой науки — судебной этики, которой посвящен труд «Нравственные начала в уголовном процессе» (1902 год), в котором А.Ф. Кони писал: «Не личное счастие должно быть задачей, не отдаленные цели мирового развития и не успех в борьбе за существование, приносящие в жертву отдельную личность, а счастье ближнего и собственное нравственное совершенство». Сам А.Ф. Кони всегда достойно нес высокое звание юриста и человека. Сколько людей, которых мы уже не увидим, могли бы сказать ему человеческое спасибо за справедливость, за правду и нравственность, внесенные в суд. Ведь за каждым приговором стоит не просто наказание человека, но, в условиях российской действительности, — целая жизнь. Многие ли возвращались после «Владимирки» (этап, по которому вели в Сибирь осужденных), так живо описанной Кони в работе, посвященной памяти незаслуженно забытого Ф.П. Гааза, «святого доктора» потратившего все свои сбережения на облегчение участи арестантов?
И двор, и министерство юстиции смогли подняться выше частных претензий и увидеть в председателе окружного суда действительно талантливого юриста, который мог принести пользу Отечеству. Так, в 1885 году он был назначен обер-прокурором Сената, это была высшая прокурорская должность того времени. С 1897 года он становится сенатором. Одновременно он был избран почетным академиком изящной словесности Императорской Академии Наук вместе с А.П. Чеховым.
Общественно-политическая жизнь была для Анатолия Федоровича полна событий. После создания Государственной Думы он включается в активную законотворческую деятельность, выступая в качестве члена Государственного Совета. Во многом благодаря его поддержке были приняты законы об условно-досрочном освобождении, о допущении женщин в адвокатуру. Перед Февральским переворотом А.Ф. Кони занимал одну из наиболее значительных судебных должностей в России — первоприсутствующий в общем собрании кассационных департаментов Сената. Поддерживаемые связи с крупнейшими литературными деятелями того времени, ленинская политика по привлечению «старых специалистов», абсолютная нравственная чистота позволили ему в 1917 году если не присоединиться, то, по крайней мере, найти свое место в новой стране, в новом мире. Во время голода в Петрограде, он сам предложил А.В. Луначарскому сотрудничество в целях просвещения масс. Результатом стало чтение лекций рабочим Путиловского завода, строителям Волховстроя, студентам. Было прочитано около тысячи лекций, в том числе и на кафедре уголовного права Петроградского Университета, куда он был приглашен. Идеалист, твердый ревнитель духа великих реформ 60-х годов, он верил в возможность воспитать молодое поколение, вложить в него основы нравственности. Но жизнь не подтверждала его веры: «Я стал читать лекции в Александровском лицее и под фирмою уголовного судопроизводства стараюсь знакомить слушателей с началами судебной этики. Но эта молодежь — очень распущенная в смысле нравственном и умственном — не умеет ни слушать внимательно, ни записывать. » (из письма к Чичериной 27 ноября 1901 года)
В советский период А.Ф. Кони переиздает ряд мемуаров, объединенных в сборнике «На жизненном пути». Эти воспоминания, бесспорно, признаны лучшими образцами мемуаристики. Точность, краткость и емкость описания, как отмечали критики, поистине достойны Достоевского. Читатель его мемуаров получает не только информацию об исторических или юридических событиях, но и интеллектуальное удовольствие от приобщения к живому источнику слова. Творчество Кони подтверждает слова Ф. Ницше о том, что «хороший писатель может не быть хорошим оратором, но хороший оратор всегда — хороший писатель». Многие произведения уже упоминавшихся классиков русской литературы были написаны именно по материалам дел, в которых участвовал А.Ф. Кони. Например, роман Л.Н. Толстого «Воскресение», сюжет которого был взят из реального прецедента, существующего в практике Анатолия Федоровича.
Основная часть рукописного наследия великого оратора хранится в Институте русского языка и литературы, его книги переизданы в России и за рубежом, его речи цитируются как образцы судебных речей, его мемуары используются для объективного написания биографий многих известных личностей. Изучение его творчества продолжается, особенно актуальным становится оно сейчас, когда наш суд, как утверждают специалисты, приобретает многие черты судебной системы 1864-66 годов. И здесь незаменимыми пособиями будут книги Кони «Судебная реформа и суд присяжных», «О суде присяжных и о суде с сословными представителями», «Заключительные прения сторон в уголовном процессе».
Похожие главы из других книг:
Статья 251. Судебный иммунитет
Статья 251. Судебный иммунитет 1. Иностранное государство, выступающее в качестве носителя власти, обладает судебным иммунитетом по отношению к предъявленному к нему иску в арбитражном суде в Российской Федерации, привлечению его к участию в деле в качестве третьего лица,
Глава 11. Судебный приказ
Глава 11. Судебный приказ Статья 121. Судебный приказ 1. Судебный приказ – судебное постановление, вынесенное судьей единолично на основании заявления о взыскании денежных сумм или об истребовании движимого имущества от должника по требованиям, предусмотренным статьей 122
Статья 121. Судебный приказ
Статья 121. Судебный приказ 1. Судебный приказ – судебное постановление, вынесенное судьей единолично на основании заявления о взыскании денежных сумм или об истребовании движимого имущества от должника по требованиям, предусмотренным статьей 122 настоящего Кодекса.2.
Судебный приказ
Судебный приказ Судебный приказ — это судебное постановление, вынесенное судьей единолично на основании заявления о взыскании денежных сумм или об истребовании движимого имущества в случае, если:? требование основано на нотариально удостоверенной сделке;? требование
Глава 17 Судебный приказ
Глава 17 Судебный приказ § 1 Судебный приказ как упрощенное судопроизводство В гражданском процессе институт судебного приказа учрежден Федеральным законом от 30 ноября 1995 г. «О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный кодекс РСФСР».Создание
Глава 11. СУДЕБНЫЙ ПРИКАЗ
Глава 11. СУДЕБНЫЙ ПРИКАЗ СТАТЬЯ 121. Судебный приказ 1. Судебный приказ — судебное постановление, вынесенное судьей единолично на основании заявления о взыскании денежных сумм или об истребовании движимого имущества от должника по требованиям, предусмотренным статьей 122
СТАТЬЯ 121. Судебный приказ
СТАТЬЯ 121. Судебный приказ 1. Судебный приказ — судебное постановление, вынесенное судьей единолично на основании заявления о взыскании денежных сумм или об истребовании движимого имущества от должника по требованиям, предусмотренным статьей 122 настоящего
Статья 251. Судебный иммунитет 1. Иммунитет иностранного государства представляет собой исключение одного государства из юрисдикции другого, основанное на суверенитете каждого государства и их суверенном равенстве.Судебный иммунитет иностранного государства означает
Кони Анатолий Федорович (1844–1927), действительный тайный советник, выдающийся прокурорский и судебный деятель, писатель и публицист
Кони Анатолий Федорович (1844–1927), действительный тайный советник, выдающийся прокурорский и судебный деятель, писатель и публицист * * *Этот многоталантливый человек родился в Петербурге в семье известного литературного и театрального деятеля, автора многих прекрасных
 |
Анатолий Федорович Кони (1844-1927) — российский юрист, судья, общественный деятель, литератор, член Государственного совета, Доктор права (1890), почётный член Московского университета (1892), почетный академик Петербургской АН (1900). Знак Зодиака — Водолей.
Член законодательной комиссии по подготовке многочисленных законов и положений, член и председатель Петербургского юридического общества (1916). Сын драматурга и театрального критика Федора Алексеевича Кони. Выдающийся судебный оратор. Профессор Петроградского университета (1918-1922). Автор очерков и воспоминаний «На жизненном пути» (т. 1-5, 1912-1929).
Анатолий Федорович Кони родился 9 февраля (28 января по старому стилю) 1844 года в Петербурге. В 1865 году окончил юридический факультет Московского университета. С 1866 года служил в судебных органах (помощником секретаря судебной палаты в Петербурге, секретарь прокурора Московской судебной палаты, товарищ прокурора Сумского и Харьковского окружных судов, прокурор Казанского окружного суда, товарищ прокурора, а затем прокурор Петербургского окружного суда, обер-прокурор кассационного департамента Сената, сенатор уголовного кассационного департамента Сената).
Анатолий Федорович был сторонником демократических принципов судопроизводства, введённых судебной реформой 1864 года (суд присяжных, гласность судебного процесса и т. д.). В области государственного и общественного строя придерживался умеренно-либеральных взглядов. Приобрёл широкую известность в связи с делом Веры Ивановны Засулич, обвинявшейся в покушении на убийство петербургского градоначальника генерала Федора Федоровича Трепова 24 января 1878 года.
Деятельность А.Ф. Кони носила прогрессивный и гуманный характер [en] . После Великой Октябрьской социалистической революции юрист продолжал литературную работу, был профессором уголовного судопроизводства в Петроградском университете в 1918 — 1922 годах, выступал с лекциями в научных, общественных, творческих организациях и культурно-просветительных учреждениях. В литературных произведениях он создал яркие портреты крупных государственных и общественных деятелей своего времени. Особую известность приобрели его записки судебного деятеля и воспоминания о житейских встречах (составили 5 томов сборников под общим названием «На жизненном пути», 1912 — 1929), юбилейный (1864 — 1914) сборник очерков и статей «Отцы и дети судебной реформы» и др. (А. В. Вольский)
Ещё (с сохранением оригинальной пунктуации):
Анатолий Федорович Кони — известный судебный деятель и оратор. Воспитывался до 12 лет дома, потом в нем. училище св. Анны, откуда перешел во 2-ю гимназию; из VI класса гимназии прямо держал в мае 1861 года экзамен для поступления в спб. университета по математическому отделению, а по закрытии, в 1862 г., спб. университета, перешел на II курс юридического факультета московского университета, где и кончил курс в 1865 году со степенью кандидата. Ввиду представленной им диссертации: «О праве необходимой обороны» («Моск. Унив. Изв.»,1866 г.), Кони предназначен был к отправке за границу для приготовления к кафедре уголовного права, но, вследствие временной приостановки этих командировок, вынужден был поступить на службу, сначала во временной ревизионной комиссии при государственном контроле, потом в военном министерстве, где состоял в распоряжении начальника главного штаба, графа Гейдена, для юридических работ. С введением судебной реформы Анатолий Федорович перешел в спб. судебную палату на должность помощника секретаря, а в 1867 г.:
Таким образом, Анатолий Кони пережил на важных судебных постах первое тридцатилетие судебных преобразований и был свидетелем тех изменений, которые выпали за это время на долю судебного дела, в отношениях к нему как правительственной власти, так и общества. Будущий историк внутренней жизни России [en] за указанный период времени найдет в судебной и общественной деятельности Кони ценные указания для определения характера и свойства тех приливов и отливов, которые испытала с, начиная с средины 60-х годов.
Таковы главные фазы, через которые проходила деятельность Кони, обогащая его теми разнообразными сведениями и богатым опытом, которые, при широком научном и литературном его образовании и выдающихся способностях, дали ему особое в судебном ведомстве положение, вооружив могущественными средствами действия в качестве прокурора и судьи. Судебной реформе Анатолий Федорович отдал все свои силы и с неизменной привязанностью служил судебным уставам, как в период романтического увлечения ими, так и в период следовавшего затем скептического к ним отношения. Такое неустанное служение делу правосудия представлялось нелегким. Наученный личным опытом, в одной из своих статей А. Ф. Кони говорит: «Трудна судебная служба: быть может, ни одна служба не дает так мало не отравленных чем-нибудь радостей и не сопровождается такими скорбями и испытаниями, лежащими при том не вне ее, а в ней самой».
Проникнувшись духом судебных уставов, юрист создал в лице своем живой тип судьи и прокурора, доказав своим примером, что можно служить государственной охране правовых интересов, не забывая личности подсудимого и не превращая его в простой объект исследования. В качестве судьи он сводил — выражаясь его словами — «доступное человеку в условиях места и времени великое начало справедливости в земные, людские отношения», а в качестве прокурора был «обвиняющим судьей, умевшим отличать преступление от несчастия, навет от правдивого свидетельского показания».
Русскому обществу Анатолий Федорович Кони известен в особенности как судебный оратор. Переполненные залы судебных заседаний по делам, рассматривавшимся с его участием, стечение многочисленной публики, привлекавшейся его литературными и научными речами, и быстро разошедшийся в двух изданиях сборник его судебных речей — служат тому подтверждением (отзывы: «Вестник Европы», 1888 г., IV; «Неделя», 1888 г., No 12; «Русские Ведом.» 10 марта; «Новое Время» 12 июля; «Юридичес. Лет.», 1890 г., No 1; проф. Владимиров, «Сочинения»). Причина этого успеха Кони кроется в его личных свойствах. Еще в отдаленной древности была выяснена зависимость успеха оратора от его личных качеств: Платон находил, что только истинный философ может быть оратором; Цицерон держался того же взгляда и указывал при этом на необходимость изучения ораторами поэтов; Квинтилиан высказывал мнение, что оратор должен быть хороший человек (bonus vir).
Кони соответствовал этому воззрению на оратора: он воспитывался под влиянием литературной и артистической среды, к которой принадлежали его родители; в московском университете он слушал лекции Сергея Борисовича Крылова, Бориса Николаевича Чичерина, Ивана Кондратьевича Бабста, Дмитриева, Ивана Дмитриевича Беляева, Сергея Михайловича Соловьева. Слушание этих лекций заложило в нем прочные основы философского и юридического образования, а личные сношения со многими представителями науки, изящной литературы и практической деятельности поддерживали в нем живой интерес к разнообразным явлениям умственной, общественной и государственной жизни; обширная, не ограничивающаяся специальной областью знания, эрудиция при счастливой памяти, давала ему, как об этом свидетельствуют его речи, обильный материал, которым он умел всегда пользоваться, как художник слова.
По содержанию своему, судебные речи Кони отличались всегда высоким психологическим интересом, развивавшимся на почве всестороннего изучения индивидуальных обстоятельств каждого данного случая. С особенной старательностью останавливался он на выяснении характера обвиняемого, и, только дав ясное представление о том, «кто этот человек», переходил к дальнейшему изысканию внутренней стороны совершенного преступления. Характер человека служил для него предметом наблюдений не со стороны внешних только образовавшихся в нем наслоений, но также со стороны тех особых психологических элементов, из которых слагается «я» человека. Установив последние, он выяснял, затем, какое влияние могли оказать они на зарождение осуществившейся в преступлении воли, причем тщательно отмечал меру участия благоприятных или неблагоприятных условий жизни данного лица. В житейской обстановке деятеля находил он «лучший материал для верного суждения о деле», так как «краски, которые накладывает сама жизнь, всегда верны и не стираются никогда».
Судебные речи Кони вполне подтверждают верность замечания Тэна, сделанного им при оценке труда Тита Ливия, что несколькими живыми штрихами очерченный портрет в состоянии более содействовать уразумению личности, нежели целые написанные о ней диссертации. Под анатомическим ножом Анатолий Федорович раскрывали тайну своей организации самые разнообразные типы людей, а также разновидности одного и того же типа. Таковы, например, типы Солодовникова, Седкова, княгини Щербатовой, а также люди с дефектами воли, как Чихачев, умевший «всего желать» и ничего не умевший «хотеть», или Никитин, «который все оценивает умом, а сердце [en] и совесть стоят позади в большом отдалении».
Выдвигая основные элементы личности на первый план и находя в них источник к уразумению исследуемого преступления, Анатолий Кони из за них не забывал не только элементов относительно второстепенных, но даже фактов, по-видимому, мало относящихся к делу; он полагал, что «по каждому уголовному делу возникают около настоящих, первичных его обстоятельств побочные обстоятельства, которыми иногда заслоняются простые и ясные его очертания», и которые он, как носитель обвинительной власти, считал себя обязанными отстранять, в качестве лишней коры, наслоившейся на деле. Очищенные от случайных и посторонних придатков, психологические элементы находили в лице юриста тонкого ценителя, пониманию которого доступны все мельчайшие оттенки мысли и чувства.
Сила ораторского искусства Анатолия Федоровича Кони выражалась не в изображении только статики, но и динамики психических сил человека; он показывал не только то, что есть, но и то, как образовалось существующее. В этом заключается одна из самых сильных и достойных внимания сторон его таланта. Психологические этюды, например, трагической истории отношений супругов Емельяновых с Аграфеной Суриковой, заключившихся смертью [en] Лукерьи Емельяновой, или история отношений лиц, обвинявшихся в подделке акций Тамбовско-Козловской железной дороги, представляют высокий интерес. Только выяснив сущность человека и показав, как образовалась она и как реагировала на сложившуюся житейскую обстановку, раскрывал он «мотивы преступления» и искал в них оснований, как для заключения о действительности преступления, так и для определения свойств его.
 |
| Понравилась статья? Лайкните, комментируйте, поделитесь с друзьями! Получите +1 к Карме 🙂 |
И чуть ниже оставьте комментарий.
| Вступайте в группы, чтобы не пропустить новости: |       |
Найти ещё что-нибудь интересное:
Есть что сказать, дополнить или заметили ошибку? Поделитесь!
Когда-нибудь Ваши дети [en] -внуки зайдут сюда и увидят знакомое имя.
Спам, оскорбления, сквернословие, SEO-ссылки, реклама, неуважительное обращение, и т.п. запрещены. Нарушители банятся.
Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Баишева З. В.
Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Баишева З. В.
Текст научной работы на тему «Проповедничество как особенность ораторского стиля А. Ф. Кони»
ПРОПОВЕДНИЧЕСТВО КАК ОСОБЕННОСТЬ ОРАТОРСКОГО СТИЛЯ А.Ф. КОНИ
Статья посвящена рассмотрению особенностей ораторского стиля А.Ф. Кони. Изучение творчества создателя русской школы судебного красноречия имеет как теоретический, так и практический интерес. Практические выводы могут быть использованы для построения теории судебной речи. Автором анализируются обвинительные речи А.Ф. Кони с позиции изучения речевого поведения оратора для достижения наибольшей эффективности, результативности судебной речи.
«В каждую эпоху, в каждом социальном кругу. в котором вырастает и живет человек, всегда есть авторитетные, задающие тон высказывания, художественные, научные, публицистические произведения, на которые опираются и ссылаются, которые цитируются, которым подражают, за которыми следуют. В каждую эпоху во всех областях жизни и деятельности есть определенные традиции, выраженные и сохраняющиеся в словесном облачении: в произведениях, в высказываниях, в изречениях и т. п.». Поэтому «индивидуальный речевой опыт всякого человека формируется и развивается в непрерывном и постоянном взаимодействии с чужими индивидуальными высказываниями». Речь человека «полна чужих слов, разной степени чужес-ти или разной степени освоенности, разной степени осознанности и выделенности» [1].
Для эпохи А.Ф. Кони характерны высокий авторитет церкви, религиозность общества, проповедь как очень распространенный тогда жанр публичной речи. Поэтому можно смело утверждать, что ораторский стиль А.Ф. Кони вырабатывался под сильным влиянием духовного красноречия.
Несомненно, выпускник Петербургской гимназии, где обязательной дисциплиной среди прочих был Закон Божий, А.Ф. Кони, как всякий его современник, имел соответствующее религиозное образование, знал евангельские тексты. К нему в полной мере могут быть отнесены слова С.Н. Булгакова о русской интеллигенции второй половины XIX — начала XX в.: «Христианские черты, воспринятые иногда помимо ведома и желания через посредство окружающей среды, из семьи, от няни, из духовной атмосферы, пропитанной церковностью, просвечивают в духовном облике.» этих людей [2].
С другой стороны, влияние духовного красноречия было опосредовано русской светской риторикой, так как принципы христианского красноречия вообще характерны для русской риторики. Как известно, первые русские риторики, начиная с «Риторики», написанной в
1617-1619 гг. митрополитом Макарием, до «Риторики» М.В. Ломоносова 1733-1734 гг., создавались в монастырях — центрах древнерусской книжности, авторами этих риторик были, как правило, священнослужители — люди, «которые подлинно и достохвально извычны книжному учению и грамматику и риторику умеют» [3], поэтому влияние стиля проповеднической прозы на эти риторики, а значит, и на всю русскую риторику, очевидно.
Также следует иметь в виду, что русское красноречие испытало на себе мощное воздействие византийской и южнославянской риторик, предоставивших ей «стройную и развитую систему ораторских жанров, высокие образцы владения словом — тексты Иоанна Златоуста, Василия Великого, Ефрема Сирина, Константина Философа, Климента Охридского, Иоанна экзарха Болгарского» [4] .
В работах А.Ф. Кони (в статьях и судебных речах) рассыпано множество свидетельств хорошего знания им текстов проповедей. Например, такие свидетельства мы находим в его статье «Приемы и задачи прокуратуры» [5], содержащей рекомендации знаменитого юриста начинающим судебным ораторам по технике речи.
А.Ф. Кони дает краткий анализ отечественных работ XVIII-XIX вв. по риторике и по судебному красноречию, упоминает античных риторов (Квинтилиана, Цицерона), называет речи западных судебных ораторов и делает вывод: «Из всех этих сочинений ничего или во всяком случае очень мало может извлечь судебный оратор» [6]. Положительную оценку А.Ф. Кони получает лишь «замечательный для своего времени труд Ломоносова «Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия. -1744 и 1748 гг.» и «прекрасное систематическое по судебному красноречию сочинение П.С. По-роховщикова (Сергеича) «Искусство речи на суде» 1910 г.»[7].
Зато А.Ф. Кони настоятельно рекомендует начинающим судебным ораторам изучать рус-
ское духовное красноречие, в котором он сам «нашел блестящие примеры богатства языка и глубины мысли», «образцы истинного красноречия».
На первое место в этом отношении он ставит митрополита московского Филарета: «У Филарета поражает чистота и строгость языка, отсутствие причастий и деепричастий и частого употребления слова «который», причем у него в высшей степени проявляется то, что французы называют «la sobriete de la parole» (‘умеренность в речи, скупость на слова’), и доведено до виртуозности устранение всего излишнего. Он сам определяет значение живого слова, говоря, что оно может быть изострено как меч — и тогда оно будет ранить и убивать — и может быть измягчено как елей — и тогда оно будет врачевать. Его проповеди исполнены красивых и сжатых образов и богаты афоризмами. Читая Филарета, нельзя не удивляться искусству, с которым он в сильной и вместе сжатой форме умеет употребить приемы уподобления, повторения и сравнения, как, например, в следующем начале Слова на Рождество: «Слава Христу, явившемуся в смирении естества нашего, да явит нам образы смирения. Он явился в вертепе, чтобы мы довольны были кельей, в яслях, чтобы мы не требовали мягкого ложа, в пеленах, чтобы мы любили простую одежду, в не-словесии младенческом, да будем яко дети простотою и незлобием и да не разрешаем языка нашего на празднословие» [8].
Образцы истинного красноречия находит А.Ф. Кони в Четьях минеях митрополита Макария: «Мученики говорят в них Диоклетиану, игемонам и префектам целые речи, дышащие вдохновением и исполненные красоты сильного и содержательного слова, чему, конечно, способствует и церковно — славянский язык. Сжатость языка, скупость слов и рядом с этим богатство содержания, в них влагаемого, достойны внимательного изучения в Четьях минеях. Как много говорят, например, такие выражения, как «тесное и прискорбное житие», «общий естества человеческого смертный долг», «положить человека в сердце своем», «воевать тайным коварством во образе правды» и т. д.» [9].
А.Ф. Кони признается, что начал изучать русское духовное красноречие спустя много лет после оставления прокурорской деятельности. Однако ораторские приемы Филарета и Макария, о которых говорит А.Ф. Кони как о достойных внимательного изучения начинающими судебными ораторами, характерны и для его обвинительных речей.
Показательно и то, что конкретный совет по технике речи начинающим судебным ораторам: «Речь обвинителя должна быть сжата и направлена на то, чтобы приковывать внимание слушателей, но не утомлять их», — он сопровождает словами митрополита Филарета: «Замечание митрополита Филарета о том, что «народ наш не настроен к напряженному и продолжительному вниманию, и краткое, близкое к разумению и сердцу, слово он берет и, не роняя, уносит», вполне справедливо» [10].
Иногда он прямо соотносит требования к судебной речи с требованиями, предъявляемыми к речи проповедника. Так, по поводу использования жестов судебным оратором он пишет: «Не думаю, чтобы резкие жесты и модуляции голоса были по душе русским присяжным заседателям, которые, по моим наблюдениям, ценят спокойствие и простоту в «повадке» обвинителя. Обвинителю, как и проповеднику, не следует забывать великого Петра, в его Духовном регламенте: «Не надобно шататься вельми, будто веслом гребет; не надобно руками сплескивать, в боки упираться, смеяться, да ненадобно и рыдать: вся бо сия лишняя, и неблагообразна суть, и слушателей возмущает» [11].
Во многих работах А.Ф. Кони проявляется его знание текста Нагорной проповеди, содержащей основные морально-этические нормы христианства.
Статья А.Ф. Кони «Нравственные начала в уголовном процессе» [12] является фактически наложением христианских заповедей на основные принципы судебной этики.
Христианская нравственность предписывает личности путь нравственного совершенствования, бесконечный по своей природе. Христианские нравственные принципы указываются в Нагорной проповеди в абсолютном измерении, представляют собой скорее вектор движения личности, чем реально достижимую цель. Однако личность должна стремиться к нравственному идеалу, так как это путь совершенствования человеческих отношений, а значит и морального совершенствования общества.
А.Ф. Кони также видит своей целью воспитание общества путем его морального совершенствования и реализует эту цель во всех своих обвинительных речах. Однако если для текстов проповедей характерна явно выраженная назидательность тона, то судебный оратор А.Ф. Кони не позволяет себе нравоучений и назида-
тельного тона («не должно быть учительского тона, противного и ненужного взрослым, скучного — молодежи») [13], что обусловлено требованиями судебной этики: «Нравоучения, назидательный тон не согласуются ни с таким важным принципом уголовного процесса, как презумпция невиновности, ни с таким этическим, как беспристрастность» [14].
Оратор не упоминает имя Бога, не цитирует ни одну заповедь, однако христианские заповеди легко прочитываются в его речах на уровне подтекста. (Вслед за И.Р. Г альпериным мы понимаем «содержательно-подтекстовую информацию» как имплицитно выраженную информацию, то есть «сообщение, не лежащее на поверхности и поэтому не выраженное вербально». Подтекст сопутствует вербальному выражению и запланирован создателем текста.) [15]
А.Ф. Кони широко использует ассоциативный подтекст, возникающий в силу свойственной человеку привычки «связывать изложенное вербально с накопленным личным или общественным опытом» [16]. Подтекст позволяет оратору выразить свое отношение к сообщаемому и оказать воспитательное воздействие на своего адресата.
Так, в речи «По делу об убийстве Филиппа Штрама» А.Ф. Кони дает характеристику потерпевшему. Личность убитого оказывается довольно неприглядной. Явно негативная характеристика убитого, конечно, ничего не дает для доказательства вины подсудимого, скорее, наоборот, вредит обвинению. Однако оратор не упускает возможности показать нравственный облик человека с воспитательной целью, напомнить своему религиозному адресату христианские заповеди: «Показания свидетелей характеризуют нам этого старика в истоптанных сапогах, не носящего белья, а вместо него какой-то шерстяной камзол, а поверх него старый истертый сюртук, в котором заключалось все его достояние: его деньги, чеки, билеты, векселя. Он скуп и жаден (Не сотвори себе кумира!). Проживая у Штрамов, ест и пьет, но ничем не помогает своим беднымродственникам, которые, в свою очередь, обходятся с ним не особенно уважительно, потому что он их стесняет (Возлюби ближнего своего, как самого себя! Во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними!). Спит он нередко на чердаке, и спит на голых досках. Человек этот, очевидно, всю свою жизнь положил на скопление
небольшого капитала, все время проводит, орудуя им, отдавая деньги под процентыі, и, храня документы постоянно при себе, оберегает их от чужого взора, озираясь по сторонам и боясь, как бы кто-нибудь не заметил, что у него есть деньги (Не сотвори себе кумира!)».
В речи «По делу о подлоге завещания капитана гвардии Седкова» А.Ф. Кони убедительно показывает, что никакие жизненные обстоятельства не могут служить человеку оправданием отступлений от нравственных норм. Нарушение христианских заповедей не может принести человеку радости, блага, наоборот, ведет к отторжению человека от общества и может закончиться физической его гибелью. А.Ф. Кони создает яркий образ человека, посвятившего свою жизнь накопительству. Седков копил деньги, «не брезгуя ничем — ни платьем товарища, ни эполетами кутнувшего юноши», «копил — копейку за копейкой — деньги, которые приносились ему с презрением к его занятиям, с негодованием к его черствости», не обращая внимания на должников, «которые смотрели на него как на прирожденного и беспощадного врага, он подавал ко взы сканию, описы вал и продавал их имущество, вынося на себе их слезы и их отвращение» (Не сотвори себе кумира! Возлюби ближнего своего, как самого себя!).
По словам А.Ф. Кони, «Седков не был узким скупцом, который забыл жизнь и ее приманки для сладкого шелеста вексельной и кредитной бумаги. Он решился подавить себя на время, обрезать свои потребности, замкнуться в своих расчетных книгах лишь до поры до времени, чтоб развернуться потом и позабыть годы лишений. Недаром писал он свой расчет занятий, называя его планом жизни и определяя с точностью на много лет вперед, когда и что он сделает, когда выделит из складочного капитала оборотный, когда образует запасный, начнет ликвидировать дела и после «деятельности в таком разгаре» в 1879 году, будет иметь возможность осуществить написанное под 1880 годом слово «отдых». Однако «жизнь его потухла среди уложенных чемоданов для путешествия на юг и среди предположений о разгаре деятельности в 1879 году».
В речи «По делу о подлоге завещания от имени купца Козьмы Беляева» А.Ф. Кони подробно описывает историю нравственного падения Караганова, принявшего участие в подделке завещания: «представим себе Караганова сначала
бодрым, свежим, имеющим целую жизнь впереди, женившимся и взявшим за женою довольно большое приданое, имевшим свои собственные торговые дела и, наконец, управляющим Мясни-ковых в Ставрополе, — и затем представим себе того же Караганова мрачного, рассеянного, делающего скандалы, дерущегося на кулачках с мужиками, не платящего долгов, требующего жалованья и не оказывающего никакого почтения к представителям хозяев, находящегося постоянно под гнетом какой-то одной мысли, пьющего мертвую чашу и пользующегося при этом особенным привилегированным положением; представим, наконец, Караганова, которого преследует постоянная боязнь, Караганова, пишущего свою последнюю волю, в которой слышится вопль наболевшей души и разбитого сердца; если мы представим себе все это, то мы увидим, что есть страш-наяразница между Карагановым первым и Карагановым вторым (Не кради! Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего!)».
Оратор создает яркую картину мучений человека, нарушившего христианские заповеди, совершившего проступок, не сообразующийся с нравственными законами, с законами совести. Нравственное падение человека ведет к его физической деградации.
В речи «По делу об убийстве статского советника Рыжова» А.Ф. Кони показывает, как нарушение нравственных заповедей одним человеком может подтолкнуть другого к совершению преступления: «Первое время Шляхтин, по-видимому, сознавал свою виновность перед сестрой и этой девушкой, и если бы дело оставалось в том же положении, то оно кончилось бы, может быть, лишь продолжительною размолвкою, но явились обстоятельства, которые не могли не изменить отношения Рыжовых с Шлях-тиным на более худшие. Дмитриева нисколько не щадила самолюбия Шляхтина и передавала ему все сплетни обо всем, что происходило и говорилось у Рыжовых, получая эти сведения через своего брата (Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего!)». И далее: «Важно то, что студент Дмитриев сообщил сестре о том, что слышал от Рыжовой о написанном ею письме к их родителям. Что это было сообщено без всякой предосторожности, что все слова раздраженной Рыжовой были приняты на веру Дмитриевым и переданы в той самой, несколько резкой форме, в которой они были, вероятно, высказаны, в этом вы могли убедиться уже потому, что студент Дмитриев без всякой кри-
тики относится к тому, что говорит. Вот, например, один из источников для суждения о нервности Шляхтина и для суждения о вдумчивости Дмитриева в свои слова! Дмитриев должен был рассказать все, что он слышал, нисколько не умалчивая, нисколько не щадя самолюбия своей сестры, нисколько не оберегая ее, а она, в свою очередь, передала все слышанное ею Шлях-тину (Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего, то есть не сплетничай, не злословь!). Вернувшись домой из театра, Шляхтин получает известие о том, что в дела его постоянно и настойчиво вмешиваются; он раздражается еще более и утром идет к Рыжову. »
Заботясь о «спасении души» оступившегося, А.Ф. Кони в каждой своей речи самое большое внимание уделяет рассмотрению личности подсудимого, «с его добрыми и дурными свойствами, с его бедствиями, нравственными страданиями, испытаниями» [17].
В статье «Приемы и задачи прокуратуры» А.Ф. Кони пишет: «Где было возможно отыскать в деле проблески совести в подсудимом или указание на то, что он упал нравственно, но не погиб бесповоротно, я всегда подчеркивал это перед присяжными в таких выражениях, которые говорили подсудимому, особливо, если он был еще молод, что пред ним еще целая жизнь и что есть время исправиться и честной жизнью загладить и заставить забыть свой поступок» [18]. Например: «Не о строгости кары думает в настоящее время обвинительная власть. Есть одно соображение, которое, как мне кажется, в настоящем деле следует принять во внимание. Подсудимый молод, ему 18 лет, вся жизнь еще пред ним. Он начал ее очень печальным делом, начал преступною сделкою с своей совестью. Но надо думать, что он не погиб окончательно и, конечно, может исправиться, может иначе начать относиться к задачам жизни и к самому себе. Для этого исправления строгий и правдивый приговор суда должен быть первым шагом. Со сделкой с совестью ему не удалось. Теперь он находится пред вами и, по-видимому, хочет вступить в сделку с правосудием: признаваясь в убийстве, ввиду неотразимых фактов, он сознается, однако, не во всем, он выторговывает себе внезапность умысла. Не думаю, чтобы на него хорошо подействовало нравственно, если эта вторая сделка удастся. Бот почему я думаю, что она ему может и не удаться» (из речи «По делу об убийстве иеромонаха Иллариона»).
На основе анализа обвинительных речей А.Ф. Кони можно сделать вывод о том, что А.Ф. Кони акцентирует нравственно-психологическое звучание в речи, которое достигается «в связном и последовательном изложении, со спокойным достоинством исполняемого грустного долга, без пафоса, негодования и преследования какой-нибудь цели, кроме правосудия.. .»[19].
Основная цель (сверхзадача), объединяющая все обвинительные речи А.Ф. Кони, — оказание воспитательного воздействия на слушателей, распространение в обществе правил нравственного поведения, основанных на соблюдении норм христианской морали, а также реализация в речи отечественного риторичес-
кого идеала обусловливают сходство обвинительных речей А.Ф. Кони с проповедью.
Вместе с тем нами отмечается существенное отличие между судебными речами А.Ф. Кони и проповедью: если проповедь ориентирована на оказание эмоционального воздействия, основанного на вере, не требующей логических доказательств, то «в основании судебного красноречия, — по словам А.Ф. Кони, — лежит необходимость доказывать и убеждать, т. е., иными словами, — необходимость склонять слушателей присоединиться к своему мнению» [20] . Главный способ убеждения в судебной речи — доказательство при помощи рациональных логических доводов.
Список использованной литературы:
1. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: «Искусство», 1986. С. 283-284.
2. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции) // Два града. Исследование о природе общественных идеалов. СПб.: Изд-во РХГИ, 1997. — 589 с. На с. 275-299, с. 278.
3. Кедров Н. Просветительная деятельность Троице-Сергиевой лавры за первые три века существования. М., 1892. С.59; Соболевский А.И. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII вв. СПб., 1903. С. 119-120.
4. Михальская А.К. Основы риторики: Учеб. для общеобразоват. учреждений. М.: Дрофа, 2001. С. 466.
5. Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры // Собрание сочинений в 8 т. М.: Изд-во «Юридическая литература», 1967. Т. 4. С. 121-200.
8. Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры // Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 т. М.: Изд-во «Юридическая литература», 1967. Т. 4. С. 157-158.
10. Там же. С. 155.
11. Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры // Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 т. М.: Изд-во «Юридическая литература», 1967. Т. 4. С. 156.
12. Кони А.Ф. Нравственные начала в уголовном процессе // Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8т. М.: Изд-во «Юридическая литература», 1967. Т. 4. С. 33-69.
13. Кони А.Ф. Советы лекторам // Об ораторском искусстве. М.: Политиздат, 1973. С. 173.
14. Леоненко В.В. Профессиональная этика участников уголовного судопроизводства. Киев, 1981. С. 127.
15. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: «Наука», 1981. С. 42.
17. Кони А.Ф. Присяжные заседатели // Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 т. М.: Изд-во «Юридическая литература», 1966. Т. 1. С. 337.
18. Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры // Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8 т. М.: Изд-во «Юридическая литература», 1967. Т. 4. С. 160.
19. Кони А.Ф. Нравственные начала в уголовном процессе // Собрание сочинений в 8 т. М.: Изд-во «Юридическая литература», 1967. Т. 4.
20. Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры // Кони А.Ф. Собрание сочинений в 8т. М.: Изд-во «Юридическая литература», 1967. Т. 4. С. 144.
Судебная реформа 1864 года серьезно преобразовала русское уголовное судопроизводство. Введенные ею новые процессуальные принципы — устность, гласность, непосредственность, состязательность, равенство сторон в процессе — позволили выдвинуться большой плеяде замечательных судебных ораторов, глубоко ПОНЯВШИХ СВОЮ роль, умевших владеть СЛОВОМ И ВНОСИВШИХ в это умение, как отмечал А.
Имена П. А. Александрова, М. Ф. Г ромницкого, Ф.‘ H. Плевако, В. Д. Спасовича, С. Av Андреевского, К. К. Арсеньева, А. И. Урусова, H. П. Карабчевского и других прочно вошли в историю русского судебного красноречия. Среди этих выдающихся ораторов особое место по праву занял А. Ф. Кони, талант которого развивался и совершенствовался вполне самобытно, как самобытно развивалось русское судебноекрасноречие.ЛичностьА.Ф.Ко- ни оставила глубокий след в истории общественной, литературной и государственной жизни дореволюционной России. Безупречной, прогрессивной деятельностью завоевал он имя «доблестного рыцаря», «рыцаря права».
Среди видных дореволюционных юристов существовали различные взгляды на роль судебного оратора в процессе, на дозволенность тех или иных приемов в ходе прений сторон. Если талантливый дореволюционный адвокат С. А. Андреевский рекомендовал молодым ораторам не особенно заботиться об анализе доказательственного материала в суде, а центр тяжести переносить на исследование психологического состояния подсудимого в момент совершения преступления, то находились такие теоретики и практики судебного красноречия, которые советовали: «Будьте постоянно и неуклонно несправедливы к противнику. Рвите речь противника B КЛОЧКИ, И КЛОЧКИ ЭТИ, C хохотом, бросайте на ветер. Разрушая построение противника, не заботьтесь о том, чтобы дать свое собственное построение» [1].
Подобные поучения находили своих последователей и в среде обвинителей и в среде защитников, которые ради достижения цели обвинения или защиты BO что бы TO ни стало не пренебрегали никакими средствами, оправдывая свои неправомерные действия общеизвестной формулой, — в борьбе все средства хороши.
А. Ф. Кони же в своих выступлениях неоднократно подчеркивал значение нравственных начал в судебной деятельности, и это не случайно. B течение ряда лет он настойчиво разрабатывал курс судебной этики. «Можно и даже должно говорить, — писал он, — об этической подкладке судебного красноречия, для истинной ценности которого недостаточно одного знания обстоятельств дела, знания родного языка и умения владеть им и, наконец, следования формальным указаниям или ограничениям оберегающего честь и добрые права закона. Bce главные приемы судоговорения следовало бы подвергнуть своего рода критическому пересмотру с точки зрения нравственной дозволенности их. Мерилом этой дозволенности могло бы служить то соображение, что цель не может оправдывать средства и что высокие цели правосудия. должны быть достигаемы только нравственными средствами. Кроме того, деятелям судебного состязания не следует забывать, что суд в известном отношении есть школа для народов, из которой, помимо уважения к закону, должны выноситься уроки служения правде и уважения к человеческому достоинству» [2].
B многочисленных печатных работах и публичных выступлениях А. Ф. Кони старался привить мысль, что суд, судебное разбирательство, прения сторон должны быть школой нравственного воспитания народа. Этим целям он на протяжении многих лет подчинял свою деятельность.
K каждому слову, к каждой фразе он относился с чувством большой ответственности. Отсюда вытекали и его требования к судебному оратору. Образованный юрист, отмечал А. Ф. Кони, должен бытъ человеком, в котором общее образование идет впереди специального. Эту идею он настойчиво развивал в ряде своих работ. B сохранении душевной чистоты и гуманности он видел важнейшую заповедь для лиц, вступивших на судебное поприще. Жизнь многогранна. Bce ее проявления не укладываются в правовые регламенты. Поведение человека обусловлено рядом не всегда уловимых причин. Большая и почетная задача возлагается на юриста, который «не должен ограничиваться одним знанием права, кассационных решений, не должен закрывать глаза перед жизнью, не должен быть «статистом» в том смысле, как понимал это слово один представитель судебного ведомства семидесятых годов, производя его от слова «статья», — нет, он должен быть широко и глубоко образованным человеком, сведущим в истории, искусстве, литературе. C ними судья не сделается ремесленником. Игнорируя эти условия, судья упустит из виду высший предмет правосудия — человека». Заботу о человеке, о справедливом решении его судьбы А. Ф. Кони ставил выше всего.
Взгляд А. Ф. Кони на судебного оратора выражен в следующем утверждении: «Показная и, еслиможнотаквы- разиться, в некоторых случаях спортивная сторона в работе обвинителей и защитников всегда меня от себя отталкивала, и, несмотря на неизбежные ошибки в моей судебной службе, я со спокойной совестью могу сказать, что в ней не нарушил сознательно одного из основных правил кантовской этики, т. e. не смотрел на человека как на средство для достижения каких-либо, хотя бы и возвышенных целей»[3]. B этом утверждении — в недопущении рассматривать человека как средство для достижения даже возвышенных целей — состояло нравственное кредо Кони. Ero девиз — цель не может оправдывать средства в правосудии — высоко гуманен.
А. Ф. Кони требовал от судебных ораторов осмотрительности при выборе используемых ими средств. Блестяще владея иронией, он неоднократно предупреждал молодых судебных деятелей о необходимости пользоваться ею с большим тактом. Это оружие, говорил он, обоюдоострое и требующее в обращении с собой большого умения, тонкого вкуса и специального дарования.
Неизменный успех А. Ф. Кони — это не только результат его большого дарования. Это плод упорного, повседневного труда, всестороннего совершенствования ораторских приемов.
Судебным ораторам Кони рекомендовал безоговорочно выполнять три условия: «Нужно знать предмет, о котором говоришь, в точности и подробности, выяснив себе вполне его положительные и отрицательные свойства; нужно знать свой родной язык и уметь пользоваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами, причем, конечно, к этому знанию относится и знакомство с сокровищами родной литературы. Наконец, . нужно не лгатъ. искренность по отношению к чувству и к делаемому выводу или утверждаемому положению должна составлять необходимую принадлежность хорошей, т. e. претендующей на влияние, речи» *. Он неоднократноповторял, что в литературе нет плохих сюжетов, а в суде не бывает неважных дел, в которых человек образованный и впечатлительный не мог бы найти основы для художественной речи.
Предъявляя высокие требования к судебному деятелю, А. Ф. Кони распространял их без каких-либо скидок на всех лиц, участвующих в процессе. Так, рассматривая деятельность Ф. H. Плевако, даровитые выступления которого в суде порождали легенды, А. Ф. Кони не оставлял без осуждения поверхностного ознакомления с делом, допускаемого этим выдающимся адвокатом.
Выступления А. Ф. Кони в суде не ограничивались узкими рамками дела. Он почти всегда в той или иной мере затрагивал проблемы уголовного или уголовно-процессуального права. Поэтому, рассматривая ораторское мастерство А. Ф. Кони, нельзя пройти мимо его суждений по различным юридическим вопросам, которые характеризуют его как прогрессивного юриста.
А. Ф. Кони справедливо называли создателем русской школы судебного красноречия, Ero наставничество не утратило и сегодня своего большого значения. Значительной частью его наследия являются обвинительные речи, произнесенные перед судом присяжных заседателей. Именно здесь прежде всего проявилось могучее дарование первоклассного судебного оратора, непревзойденного мастера живого слова, тонкого и умелого аналитика доказательственного материала, глубокого психолога и тонкого знатока движений человеческой души.
B одном из своих писем к А. Ф. Кони Ф. H. Плевако писал: «Ваши слова — стрсіщный обвинительный акт против тех прокуроров, адвокатрв, которые думают, что правда и неправда, вина и невГиновность, словом, все то, что волнует человека на скамье присяжного, — просто условные звуки, традиционные ходы на шахматной доске, не имеющие никакого серьезного значения и отступающие в даль и в тень перед статистической таблицей судимости» L
При оценке судебной деятельности А. Ф. Кони в целом и его деятельности как судебного оратора в частности нельзя забывать, что высокое положение могло легко «оказенить» и «засушить» этого незаурядного юриста, сделать его глухим и слепым к человеческим страданиям. Однако этого не произошло. Ему всегда был чужд чиновничий педантизм. Как правильно отмечал М. H. Гернет, «между А. Ф. Кони и самой жизнью никогда не было той высокой и толстой преграды, которая всегда была для большинства других судебных работников его положения» [4]. Кони-юрист в высшей степени гуманен и объективен.
За свою долгую жизнь А. Ф. Кони прошел все ступени прокурорской и судебной иерархии. Ero деятельность началась в 1867 году в Харькове, где он пробыл более двух лет в должности товарища прокурора окружного суда. 21 марта 1868 г. Кони писал своему другу адвокату
А. И. Урусову: «Новая деятельность совершенно затянула в свои недра и заставила посвятить ей все свои силы» к И это были не просто слова. Судебной деятельности он посвятил всю жизнь, отдавая ей свои силы, знания и необычайное дарование.
Участие в качестве обвинителя в крупнейших процессах, безупречные по своей форме, глубокие по содержанию судебные речи, независимость суждений, гуманизм и широкая общественная и научная деятельность создали ему невиданное в дореволюционной России признание. «Редкое имя в России, — писал один из его друзей, — в течение более чем полувека — пользовалось такой популярностью, было окружено ореолом такого обаяния, как имя Кони. Ero знали люди всякого «толка», даже такие, которые, казалось бы, не имели ни малейшего касательства ни к какой стороне его разнообразной деятельности» [5].
У А. Ф. Кони было все, что необходимо судебному оратору: огромный запас знаний, острый, наблюдательный’ ум, строгая логика мышления, дар широкого обобщения- фактов, незаурядное литературное мастерство, а главное огромная теплота, задушевность, тонкое понимание движений человеческой души, умение дать правильныйанализ человеческим поступкам. B судебных поединках его могучим и верным оружием была справедливость. Она помогала ему в борьбе с косностью, беспринципностью, надменностью и лицемерием. Владимир Соловьев так говорил о его ораторском таланте: «Он в редкой степени обладал способностью, отличавшей лучших представителей античного красноречия: он умеет в своем слове увеличивать объем вещей, не извращая отношения, в котором они находились к действительности» [6].
Своей практической деятельностью А. Ф. Кони создал неповторимый образ публично говорящего судьи, на обязанности которого лежит «сгруппировать и проверить все, изобличающее подсудимого, и, если подведенный им итог с необходимым и обязательным учетом всего, говорящего в пользу обвиняемого, создаст в нем убеждение в виновности последнего, заявить о том суду. Сделать это надо
в связном и последовательном изложении, CO спокойным достоинством исполняемого грустного долга, без пафоса, негодования и преследования какой-либо иной цели, кроме правосудия. »
B публичных выступлениях А. Ф. Кони отмечал, что прокурор в суде должен быть беспристрастным и спокойным исследователем виновности подсудимого, он не вправе извлекать из дела только уличающие подсудимого обстоятельства, он не должен преувеличивать значения доказательств вины. He требуя осуждения во что бы то ни стало, говорил А. Ф. Кони, закон обязывает прокурора заявлять суду по совести об отказе от обвинения в случае уважительности оправдания подсудимого; одним словом, не ослепленного односторонностью своего положения обвинителя, а говорящего судью создает закон из прокурора.
Ему чужд распространенный ораторский прием — музыкой слова, размеренностью и четкостью формы речи обязательно склонить слушателей на свою сторону. Ни к чувству, а к здравому смыслу адресуются его речи. Печать глубокой ответственности лежит на каждом сказанном им слове. K установлению истины он всегда шел прямой дорогой.
«. Более рыцарского противника, чем А. Ф. Кони, — отмечал К. К. Арсеньев, — нельзя было встретить и во время судебного следствия. Он всегда соглашался на все предложения защиты, направленные к разъяснению дела, всегда готов был признать правильность ее фактических указаний. Состязаться с А. Ф. Кони, значило иметь возможность сосредоточиться на исключительно главных пунктах дела, отбросив в сторону все мелкое и неважное, все наносные элементы, так часто затрудняющие расследование и раскрытие истины» [7].
А. Ф. Кони старался облегчить слушателям восприятие основного содержания своих речей. Делал он это не сухо, формально, а образно, художественно. А. Ф. Кони умело пользовался народными поговорками, афоризмами, литературными образами. Bce это делалось с большим тактом и всегда кстати. Он щедро использовал сравнения, ко- торыё помогали глубже уяснить суть дела, осмыслить те или иные эпизоды и содействовали правильной оценке имеющихся в деле доказательств. По делу о подлоге завещания Седкова он говорил: «Каждое преступление, совершенное несколькими лицами по предварительному соглашению, представляет целый живой организм, имеющий и руки, и сердце, и голову. Вам предстоит определить, KTO в этом деле играл роль послушных рук, KTO представлял алчное сердце и все замыслившую и рассчитавшую голову».
Безупречной форме его судебных речей соответствовало всегда глубокое содержание, в котором отражалось человеколюбие и огромное уважение к личности.
Нередко присяжные заседатели выносили оправдательные приговоры лицам, совершившим преступления, особенно по делам, в которых не было конкретных потерпевших от преступления. Это учитывал А. Ф. Кони. B своем выступлении по делу Станислава и Эмиля Янсен и Акар, обвиняемых в распространении фальшивых денег, он сказал: «Фальшивые ассигнации похожи на сказочный клубок змей. Бросил его кто-либо в одном месте, а поползли змейки повсюду. Одна заползет в карман вернувшегося с базара крестьянина и вытащит оттуда последние трудовые копейки, другая отнимет 50 руб. из суммы, назначенной на покупку рекрутской квитанции, и заставит пойти обиженного неизвестною, но преступною рукою парня в солдаты, третья вырвет 10 руб. из последних 13 руб., полученных молодою и красивою швеею-иностранкой, выгнанною на улицы чуждого и полного соблазна города, и т. д., и т. д. — ужели мы должны проследить путь каждой такой змейки и иначе не можем обвинить тех, кто их распустил?»
Рисуя обстановку преступления, он придерживалсятого взгляда, что слово должно быть сильным, убедительным, HO не грубым.
Выступая обвинителем по несомненно сложному делу, связанному с привлечением к уголовной ответственности лжесвидетелей, А. Ф. Кони показал присяжным заседателям несостоятельность утверждений большой группы лиц, оговаривавших ни в чем не повинную женщину. Иронизируя по поводу ложных показаний одного из свидетелей, Кони говорил: «Он обладает удивительным свойством дальнозоркости, и для него до такой степени не существует непроницаемости,что из второго ряда кресел Мариинского 12 театра он видйт, кто сидйт во втором ярусе Большого театра».
Важная особенность обвинительных речей А. Ф. Кони— последовательное и глубокое рассмотрение доказательств по делу. Для изложения их Кони выработал определенную методику — в первую очередь подвергать анализу и обстоятельному рассмотрению наиболее слабые доказательства, смело отбрасывать сомнительные, не дожидаясь, когда это сделает адвокат. Такой подход выбивал почву из-под ног его процессуальных противников. А. Ф. Кони сам отмечал имевшиеся в деле неполноценные доказательства. Анализируя их, он давал им свою оценку, укрепляя выводы обвинения, переходя от слабых к более убедительным, тесно увязывая их друг с другом. Ему чужды попытки перекладывать бремя доказательств на плечи защитников. B тех случаях, когда обвинение не находило подтверждения, он считал своей обязанностью смело и решительно отказаться от него.
B своей речи, советует А. Ф. Кони, прокурор не должен ни представлять дела в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значения доказательств и улик для важности преступления. B силу этих этических требований прокурор обязан сказать свое слово даже в опровержение обстоятельств, казавшихся при предании суду сложившимися против подсудимого, причем в оценке и взвешивании доказательств он вовсе не стеснен целями обвинения.
B этом утверждении Кони заключается его понимание осуществления такой ответственной функции уголовного процесса, как поддержание обвинения в суде.
Вдумчивое и гуманное отношение к судьбе человека — непреложное требование Кони-прокурора.
Поддерживая обвинение по делу А. Штрама, Кони образно рисует внутреннее состояние человека, представшего перед судом. «Подсудимый — человек молодой, у которого, несомненно, еще не заглохли человеческие чувства; показания свидетеля Бремера именно указывают на эту сторону его характера. Хотя он и слушал это показание с усмешкой, ио я не придаю этому никакого значения; эта усмешка— наследие грязного кружка, где вращался подсудимый, но не выражение его душевного настроения. B его лета ему думается, конечно, что в этом выражается изве- ?тная молодцеватость; мне, моЛ, «все нипочем», а в то Же время, быть может, сердце его и дрожит, когда добрый старик и пред скамьею подсудимых говорит свое теплое о нем слово».
Обвиняя E. Емельянова в убийстве жены, А. Ф. Кони говорил освидетельнице Суриной: «Было бы странноскры- вать от себя и недостойно умалчивать перед вами, что личность ее не производит симпатичного впечатления и что даже взятая вне обстоятельств этого дела, сама по себе, она едва ли привлекла бы к себе наше сочувствие. Ho я думаю, что это свойство ее личности нисколько не изменяет существа ее показания. Если мы на время забудем о том, как она показывает, не договаривая, умалчивая, труся, или скороговоркою, в неопределенных выражениях высказывая то, что она считает необходимым рассказать, то мы найдем, что из показания ее можно извлечь нечто существенное, в чем должна заключаться своя доля истины».
Раскрывая далее значение свидетельского показания в уголовном процессе, он пояснил: «Надо оценивать показание по его внутреннему достоинству. Если оно дано непринужденно, без постороннего давления, если оно дано без всякого стремления к нанесению вреда другому и если затем оно подкрепляется обстоятельствами дела и бытовою житейскою обстановкою тех лиц, о которых идет речь, TO оно должно быть признано показанием справедливым. Могут быть неверны детали, архитектурные украшения, мы их отбросим, но тем не менее останется основная масса, тот камень, фундамент, на котором зиждутся эти ненужные, неправильные подробности».
B ходе рассмотрения уголовных дел нередко возникают сомнения в виновности подсудимого. Судебный оратор не может их обойти. Они нуждаются в умелом обстоятельном обсуждении. Как подходит А. Ф. Кони к оценке такого рода сомнений?
«Мне могут сказать, — отвечает он, — что сомнение служит в пользу подсудимого. Да, это счастливое и хорошее правило! Ho, спрашивается, какое сомнение? Сомнение, которое возникает после оценки всех многочисленных и разнообразных доказательств, которое вытекает из оценки нравственной личности подсудимого. Если из всей этой оценки, долгой и точной, внимательной и серьезной, все- таки вытекает такое сомнение, что оно не дает возмож- гіости заключить о виновности подсудимого, тогда это сомнение спасительно и должно влечь оправдание. Ho если сомнение явилось только от того, что не употреблено всех усилий ума и внимания, совести и воли, чтобы, сгруппировав все впечатления, вывести один общий вывод, тогда это сомнение фальшивое, тогда это плод умственной расслабленности, которую нужно побороть».
Представляют большой интерес высказывания А. Ф. Кони о роли личного признания вины подсудимого для правильного разрешения дела.
Обвиняемый в совершении убийства А. Штрам давал разноречивые показания, признавая, а затем отрицая свою вину. He желая связывать себя таким сомнительным доказательством, А. Ф. Кони как бы отодвигает его в сторону, сосредоточивая свое внимание на рассмотрении показаний свидетелей, вещественных доказательств, анализе заключений экспертов. Присяжные заседатели неоднократно предостерегались им от слишком доверчивого отношения K признанию вины подсудимым. По делу об убийстве иеромонаха Иллариона он буквально с первых слов настораживает присяжных: «Вы, представители суда в настоящем
деле, не можете быть орудием ни в чьих руках; не можете поэтому быть им и в руках подсудимого и решить дело согласно одним только его показаниям, идя по тому пути, по которому он вас желает вести. Вы не должны безусловно доверять его показанию, хотя бы оно даже было собственным сознанием, сознанием чистым, как заявляет здесь подсудимый, без строгой поверки этого показания. Сознания бывают различных видов, и из числа этих различных видов мы знаем только один, к которому можно отнестись совершенно спокойно и с полным доверием. Это такое сознание, когда следы преступления тщательно скрыты, когда личность совершившего преступление не оставила после себя никаких указаний и когда виновный сам, по собственному побуждению, вследствие угрызений совести является к суду, заявляет о том, что сделал, и требует, просит себе наказания, чтоб помириться с самим собою».
B обвинительных речах А. Ф. Кони не раз обращал внимание присяжных на необходимость смягчения подсудимому наказания.
Большой гуманист, он умел находить теплые проникновенные слова, яркие запоминающиеся краски для объясне-
Ний глубоких человеческих чувств. Образно, тонко рисуеТ он душевное состояние матери, ставшей соучастницей тяжкого преступления, совершенного сыном: «Невольная свидетельница злодеяния своего сына, забитая нуждою и жизнью, она сделалась укрывательницею его действий потому, что не могла найти в себе силы изобличать его. Трепещущие, бессильные руки матери вынуждены были скрывать следы преступления сына потому, что сердце матери, по праву, данному ему природою, укрывало самого преступника. Поэтому вы, господа присяжные, поступите не только милостиво, но и справедливо, если скажете, что она заслуживает снисхождения».
Однако гуманность А. Ф. Кони не означала сентиментальности, мягкотелости. Гневно звучали его слова, когда речь шла о событиях большой общественной значимости.
C негодованием клеймит он преступление земского начальника Харьковского уезда кандидата прав В. Протопопова, устроившего самосуд над крестьянами. Именно обвинительная речь А. Ф. Кони обратила внимание общественного мнения на вопиющий произвол, творимый на местах земскими начальниками.
Судебная деятельность А. Ф. Кони не исчерпывалась ролью обвинителя в уголовных процессах. B качестве председательствующего по делам он произносил руководящие напутствия присяжным заседателям.
До вступления А. Ф. Кони на должность председателя Петербургского окружного суда, да и после ухода его с этого поста, русская судебная практика не имела достойных образцов председательских напутствий и надлежащих рекомендаций по их произнесению.
А. Ф. Кони принадлежит заслуга разработки форм и содержания председательских резюме. Малочисленность их объясняется сравнительно небогатой председательской: практикой Кони.
Поразительны обстоятельность и глубина, с которыми подходил он к произнесению таких напутствий. Свою задачу он видел в объективном, обстоятельном анализе доказательств, приведенных сторонами. Онсчиталсвоимдо? гом обратить внимание присяжных на наиболее ценные данные судебного следствия, избегая какого-либо давления на внутреннее убеждение присяжных заседателей, способствуя установлению истины по делу. Ero ораторской ма-
А. Ф. Кони Харьков, 1870 год
нере несвойственно как заигрывание с присяжными, так и стремление при помощи громкой фразы воздействовать на их чувства, что любили делать многие судебные деятели.
А. Ф. Кони обращал свою речь к здравому смыслу присяжных. Ему были чужды действия, не только не согласующиеся с законом, но и нелояльные к подсудимому, свидетелям, защитникам и присяжным.
B руководящих напутствиях и других речах Кони содержится обобщение многолетнего опыта, которым он щедро делится с присяжными заседателями.Так, Кони неоднократно предупреждал, что при решении дела они не должны учитывать неблагоприятное впечатление, которое может быть вызвано поведением подсудимого на суде. Необходимо обращать внимание на конкретные обстоятельства дела, только они являются предметом судебного рассмотрения. По делу Маргариты Жюжан он говорил: «Душевное настроение обвиняемого. — это скользкая почва, на которой возможны весьма ошибочные выводы. Лучше не ступать на эту- почву, ибо на ней нет ничего бесспорного. »
B своих выступлениях в суде А. Ф. Кони стремился раскрыть внутренний смыслприменяемого закона, егосущ- ность. Именно поэтому так несвойствен ему догматизм, узость понимания закона, казуистичность. Он за то, чтобы правда житейская «выступала наружу, пробивая кору формальной и условной истины».
B настоящий том включен ряд кассационных заключений А. Ф. Кони, которые в его творчестве занимают особое место. B течение почти десяти лет (с 1885 по 1895 г.) с небольшим перерывом служебная деятельность Кони протекала в Сенате. Здесь им было произнесено более 600 заключений по самым разнообразным делам. Борясь с закостенело-консервативной практикой судов, А. Ф. Кони в кассационных заключениях выражал свои научные взгляды по злободневным проблемам того времени. Разъяснения Сената по многим делам неразрывно связаны с именем этого выдающегося юриста. Ero кассационные заключения отличались глубиной научных исследований и служили пособием для правильного уяснения уголовноправовых и уголовно-процессуальных законов.
Выступления А. Ф. Кони в Сенате всегда были значительным событием в правовой жизни дореволюционной России. Диапазон его заключений отличался широтой общественно-правовых взглядов, именно этим и объясняется, что они всегда были предметом обсуждения юристов и часто выносились на страницы периодических изданий. Почти в каждом заключении его поднимались большие общественно-правовые проблемы.
B одном из своих писем В. Г. Короленко, обращаясь к А. Ф. Кони, отмечал: «В истории русского суда до выс* шей его ступени — Сената Вы твердо заняли определенное место и устояли на нем до конца. Когда сумерки нашей печальной современности все гуще заволакивали поверхность судебной России, — последние лучи великой реформы еще горели на вершинах, гДе стояла группа ее прозелитов и последних защитников. Вы были одним из ее виднейших представителей» L
Выступая с заключениями в Сенате, А. Ф. Кони обстоятельно и непреклонно критиковал неправосудные приговоры, давал научное толкование действовавших законов. Это не просто судебные речи, это серьезные исследования тех или иных принципиальных вопросов уголовного права и уголовного процесса. Как по форме, так и по содержанию они существенно отличались от тех, которые он произносил в суде присяжных. Они суховаты, предельно логичны, в них почти полностью отсутствуют те художественные украшения, которыми он умеренно пользовался. Обусловлено это тем, что кассационные заключения адресовались совершенно другой категории слушателей — опытным юристам высшего судебного учреждения дореволюционной России.
Ho и в кассационных заключениях А. Ф. Кони не останавливался только на формально-догматическом рассмотрении ошибок, которые приводились в протесте прокурора или жалобах подсудимого, защитника или гражданского истца. B этих границах ему всегда тесно. Дар выдающегося ученого-юриста и талантливого практика отличал все его заключения. Он добивался от Сената таких разъяснений, которые способствовали более правильному и демократичному пониманию закона. Сталкиваясь с грубыми нарушениями, с неосновательным ущемлением прав сторон, свидетелей или экспертов в суде, он непременно ставил вопрос о привлечении виновных к ответственности.
А. Ф. Кони категорически возражал против неосновательного копания в частной жизни обвиняемого и потерпевшего и в обстоятельствах, отдаленно стоящих от событий рассматриваемого дела. «Чрезмерное расширение области судебного исследования, — говорил он, — внося в дело массу сведений, быть может, иногда и очень занимательных в бытовом отношении, создает, однако, пред присяжными пеструю и нестройную картину, в которой существенное перемешано со случайным, нужное с только интересным, серьезное со щекочущим праздное или болезненное любопытство. Этим путем невольно и неизбежно создается извращение уголовной перспективы, благодаря которому на первый план вместо печального общественного явления, называемого преступлением, выступают сокровенные подробности частной жизни людей, к этому преступлению не прикосновенных».
Давая заключение по делу Назарова, А. Ф. Кони обосновывает очень важное процессуальное положение, не получившее законодательного разрешения, — о правах гражданского истца.
Потерпевшая Черемнова до разрешения дела судом покончила жизнь самоубийством. Защитник подсудимого возражал против участия в деле в качестве гражданского истца отца потерпевшей и его представителя. Ha это возражение Кони ответил: «Честь и доброе имя безвременно сошедшей в могилу дочери, которая не может сама встать на свою защиту, есть достояние ее отца и матери, и они должны быть допущены к охранению этого достояния от, ущерба путем живого участия в деле, которое возможно лишь в роли гражданского истца. Я вовсе не желал бы чрезмерного расширения гражданского иска на суде уголовном, но полагаю, что есть случаи, редкие и исключительные, в которых узко-формальные требования по отношению к гражданскому иску не должны быть применяемы. Если наряду с прокурором по каждому делу о пустой краже пускают гражданского истца, имеющего право доказывать факт преступления дажеиприотказепрокурора от обвинения, то ужели можно безусловно устранить от этого потерпевшего, детище которого, грубо опозоренное, покинуло жизнь в горьком сознании невозможности добиться правды и защиты?»
Это утверждение Конй восторжествовало в Сенате.
B своих трудах и практической деятельности прокурора и судьи А. Ф. Кони неизменно настаивал на неукоснительном уважении закона, который был для него основой деятельности.
Судебные речи А. Ф. Кони — самостоятельный вид его богатого и разнообразного творчества. Неповторимая их сила, филигранная отделка, изящный стиль, высокие художественные качества — все это получило высокую оценку русской Академии наук, которая избрала егосвоим почетным членом.
Известный в дореволюционное время адвокат О. О. Гpy- зенберг в одном из писем, адресованных А. Ф. Кони, писал 30 декабря 1923 г.: «Вы создатель русского судебного слова и в то же время творец таких форм его, что не многим удалось не то что сравниться, но даже близко подойти к ним»1. Это не преувеличение. А. Ф. Кони
мастер публичной речи, яркой, красивой, теплой и простой. Ero речи — образец гармонического сочетания глубокого содержания и безупречной художественной формы. Тонкий психологизм сочетается в них с умением тщательного исследования судебных доказательств. Еще при жизни А. Ф. Кони отмечали, что подражать этим речам невозможно, но учиться можно и нужно. Наследие А. Ф. Кони полностью сохраняет свою непроходящую ценность, войдя в разряд классического,
1 PO ИРЛИ, ф. 134, оп. 3, ед. xp. 490.
